Почему россияне массово умирают от неверных диагнозов

По официальным данным Минздрава, расхождения диагнозов – посмертного клинического и выставленного на вскрытии (патологоанатомического) выявлены в 4,8% случаев.

Если учесть, что всего вскрытий провели 468 990, то с неустановленным диагнозом основного заболевания в 2018 г. умерли 22 493 человека. В реальности цифры гораздо выше.
«Смотрите, так выглядят лёгкие с метастазами. Это аневризма головного мозга. А здесь кровоизлияние в мозг, подобное тому, которое привело к смерти Сталина. При таком обширном кровоизлиянии не было даже надежды на спасение, хотя есть конспирологические мнения, что помощь ему специально не оказывали», – президент Россий­ского общества патологоанатомов член-корреспондент РАН Лев Кактурскийпоказывает экспонаты музея патологической анатомии в НИИ морфологии человека.

Откуда лукавые цифры

Юлия Борта: Лев Владимирович, точные диагнозы до сих пор ставят патологоанатомы?
Лев Кактурский: Увы, во многих случаях это так. Причём процент расхождений между посмертным клиническим и патологоанатомическим диагнозами – величина постоянная и во всём мире колеблется в диапазоне от 10 до 20%. В России он всегда был на уровне 15%, а в последние годы резко пошёл вниз. Радоваться? Вряд ли. Потому что цифра эта лукавая. Главная причина искажённой статистики смер­ности в том, что Фонд обязательного медицинского страхования несколько лет назад ввёл штрафные санкции за расхождение прижизненного и посмертного диагнозов. И это беда. Мало того, ещё в наказание лечебным учреждениям не оплачивают затраты на пролеченного больного. И всеми правдами и неправдами от расхождений пытаются уходить, притягивая за уши другие заболевания.
Почти до нуля снизился в официальной статистике процент патологий, вызванных неправильными действиями медработников (ятрогении). Раньше в России он колебался около 5%. Опять-таки ничего хорошего в этом нет, за рубежом процент ятрогений – 10–20%. Там этих цифр не боятся, в профессиональном сообщест­ве разбираются их причины, принимаются меры – вплоть до лишения врача диплома и права заниматься лечебной практикой.
– Но разве это не справедливо – наказать медиков за то, что не поставили правильный диаг­ноз?
– Следственные органы именно так и рассматривают ситуацию: расхождения диагнозов и врачебные ошибки для них – это дефект оказания помощи, всегда ведущий к ухудшению состояния больного, а значит, требует серьёзных мер, в том числе уголовных. А это не так. Иногда у врача вообще нет возможности поставить правильный диагноз. Скажем, привозит скорая агонирующего больного. Пишут наиболее вероятный диагноз. Сплошь и рядом ошибочный диагноз не играет принципиальной роли в судьбе больного. И только когда ошибочный диагноз всё-таки повлёк за собой ухудшение состояния больного, вплоть до летального исхода, требуются меры воздействия. Увы, врачебные ошибки были, есть и будут. Их надо разбирать, на них надо учиться, но они не должны быть предметом преследований. За исключением преступлений, что тоже, к сожалению, случается. Врачебную ошибку нельзя путать с халатностью.
Есть в этом ещё одна подоплёка – запах денег. Недобросовестные юристы начинают «просвещать» родственников умерших: ваш больной умер, значит, его неправильно лечили, надо подать на врача в суд и получить компенсацию.
– Родственники сами могут попросить о вскрытии?
– Да. Если лет 10–15 назад они, как правило, просили не вскрывать умершего больного, то сейчас участились случаи, когда вроде и нет показаний к обязательному вскрытию, а мне говорят: «Нет, вскройте». Хотят убедиться в истинной причине смерти, и, наверное, это необходимо. Но обвинять врачей в каждом случае смерти несправедливо – люди умирали и будут умирать в основном от болезней. Человек может умереть и от старости. Но за 50 лет моей практики патологоанатома встретился с этим только один раз. У больного 90 с лишним лет сердце остановилось, как часы. И нет никаких явных причин смерти, по аналогии с часами: вроде всё на месте, нет ничего сломанного – пружин, винтиков, – а они остановились, и всё.

Как исчезают инфаркты

– Какие заболевания чаще не распознают или путают?
– Больше всего умирают от сердечно-сосудистых заболеваний, на втором месте, если исключить травмы и насиль­ственную смерть, – онкология.
– Патологоанатомы сегодня ставят диагнозы не только мёртвым, но и живым.
– Прижизненная диагностика – 80–90% нашей работы. Всё, что удаляется во время операции, подлежит обязательному микроскопическому исследованию. Даже при банальном аппендиците порой проскакивает опухоль – карциноид в червеобразном отростке. В моей практике был такой случай. Наиболее востребована эта работа у онкологов. Без правильного диагноза деньги на лечение могут быть выброшены на ветер. Сегодня на первый план выходит дистанционная биопсийная диагностика, когда врач из глубинки может проконсультироваться у высококлассного специалиста. Гистологический препарат сканируется, переводится в цифровой формат, и изображение передаётся по Интернету. Человек сомневается в диагнозе наших врачей – пусть в Англии посмотрят. Недавно был случай. У молодого человека 26 лет – а у него семья, дети – увеличились лимфоузлы. Местные гематологи сделали биопсию, рак не нашли. Заподозрили туберкулёз, отправили в другую больницу. Там этот диагноз отвергли. Мы пересмотрели препараты и поставили диагноз «лимфогранулёматоз», пограничное между опухолью и воспалением заболевание крови, которое хорошо лечится, если сделать это вовремя. Вообще контрольные проверки выявляют до 30% ошибочных диагнозов. К примеру, фиброму молочной железы диагностировали как рак, удалили молочную железу, подмышечные лимфоузлы, сделали пластику, провели химио- и лучевую терапию. А через несколько лет выявляется ошибка.

Первой заболевает душа

– Как вы относитесь к смерти?
– Как человек верующий, отношусь к ней так же, как и все христиане, – как к неизбежности с переходом души в новое состояние. У мудрецов не зря на столе лежал череп как напоминание о смерти. Когда человек не забывает, что он смертен, жизнь его идёт в более правильном направлении. Это помогает уйти от стремления ухватить от жизни массу удовольствий, богатств и превратить её в сплошной праздник.
– Чем люди чаще убивают своё здоровье?
– Я убеждён, что у человека всегда вначале заболевает душа, а затем тело. Болезни садятся на больную душу, а потом материализуется то, что мы, патологоанатомы, можем пощупать руками. Любые отрицательные эмоции трансформируются в болезни. Соседка выиграла в лотерею, для кого-то это расстрой­ство: почему она, не я – какая несправедливость! Сильный стресс – а потом острая язва желудка, вслед за этим может быть даже кровотечение и смерть. Мне иногда говорят: «Ну что же мы, как дурачки, должны всему радоваться?» Не радоваться, а воспринимать всё, что в жизни даётся, как неизбежность. Но это не значит, что ты должен лечь на дно лодки и ждать, куда тебя принесёт течение. Нужно делать максимум того, что от тебя зависит, использовать всё, чем наделил тебя Бог. И если ты получаешь радость от работы, общения с близкими, любимыми людьми, уверен, тогда и болезни-то отходят на второй план. Ведь бывают же случаи, когда даже медики оказываются в тупике: у человека находят злокачест­венную опухоль, а она вдруг самопроизвольно исчезает.
Оптимистичная жизненная установка очень важна. Правда, не всегда понятно, как её достичь. К примеру, у человека машину разбили, как ему радоваться? Следует относиться к неприятности как к жертвоприношению: это несчастье, возможно, отвратило от чего-то более страшного, сохранило жизнь тебе и близким. Но это трудная вещь – такое мироощущение.